Михаил Фёдорович Алексей Михайлович Фёдор Алексеевич Софья и Иван V Алексеевичи Пётр I Екатерина I Пётр II Анна Иоанновна Иван VI Антонович Елизавета Петровна Пётр III Екатерина II Павел I Александр I Николай I Александр II Александр III Николай II
Программа воспитания царевича Павла

Программа воспитания царевича Павла

Н.И. ПАНИН
Всеподданнейшее предъявление слабого понятия и мнения о воспитании Его Императорского Высочества, Государя Великого Князя Павла Петровича
<фрагменты>

<…>
От самого рождения его императорского высочества, продолжаемое материнское об нем попечение нашей мудрой монархини, доказывает собственное монаршеское признание долга ее природного милосердия к Отечеству <…>
Из сего монаршеского намерения <…> заключить возможно, что <…> теперь наиглавнейше потребно, чтоб человеческим старанием, приуготовить нужную душу и сердце его императорского высочества, ко времени созрения его рассудка: тогда тем с бОльшею чувствительностию изображаться будут в дарованном ему от Бога понятии, как примеры великих дел, его освященных предков, так и те <…> обучения, коими он всечасно научаться будет в царствование нашей всемилостивейшей государыни, какое сердце, нрав и чувствительность благой монарх имеет, какие средства он употребляет к воздвижению себе престола на сердцах своих подданных! А из таких примеров и обучений, он сам в своем чувствии откроет духовной и естественной закон, которой Бог беспосредственно предписал откровением священного писания <…> о попечении народного благосостояния в сей времянной жизни. Из чего познает его императорское высочество, что нет народу наивящшей от Бога милости, как поданием ему государя боголюбивого, правосудного и милосердого, следовательно он так, как любезнейшие отечеству его предки, сам же признает обязуемой его пред отечеством долг и то, что он вышним промыслом произведен в свет в радость своей человеколюбивой государыни, и к обнадеживанию насаждаемого ее материнскою рукою благополучия, до наиотдаленнейших времен Российской империи.
Одним словом сказать, ничто достаточнее изобразить не может в чувствительности воспитываемого как монаршеские принципы, правила и дела ее императорского величества: что добрый государь не имеет и не может иметь ни истинного интереса, ниже истинной славы разделенными от пользы и благосостояния ему Божеским призрением подданных народов, которые устрояют ему жертвенники в сердцах своих.
Но дабы здесь представленные, и столь много отечеству обещающие способы, произвели полное свое действо, <…> тот, кому ее величество сие драгоценное воспитание поручить всевысочайше соизволяет, должен с крайнейшим прилежанием, и так сказать, равно с попечением о сохранении здоровья его императорского высочества, неусыпно стараться, предостерегать и не допускать ни делом, ни словами ничего такого, ежеб хотя мало могло развратить те душевные способности к добродетелям, с которыми человек на свет происходит; а напротив пристойными к тому средствами, оныя так распространять, чтоб еще в детских хотениях у его императорского высочества, нечувствительно произросла склонность и желание подражать добру и честности, претительность же к делам худым, и честность повреждающим. Можно достигнуть до сего намерения, порядочными по состоянию лет обучениями, наставлениями и исправлением, когда только дневное время, да и самые забавы его высочества так обращены будут, чтоб из каждой вещи ему происходило, или что к добру наставляющее, или хотяб единственно что от худа отвращало.
Три главные и начальные человеческие добродетели, о которых здесь упомянуть должно, суть: чувствительное познание своего Творца; Его святое намерение в создании нас, и нашей за то Ему посвященной должности. Первое происходит тогда, когда уже наполнится сердце любовию и повиновением к Нему и ко власти, от Него постановленной; второе — от сердечного желания о точном исполнении своего звания, для которых на свет производимся; третие от ревности и попечения — учинить себя способным к исполнению долга того звания. Простое человеческое бытие воображает понятию первые начертания сих трех правил жизни; наше же православное христианство просвещает оныя, и отворяет в сердце к добру дорогу. Почему обучения закона, есть несумненно наиважнейший пункт доброго воспитания, — следовательно избранной к тому наставник — должен иметь речь внятную и ласковую, душу прямую и бескорыстную, рассудок здравой, и был бы чужд всякого предуверения и суеверства, вещь, свойственная одним ложным законам, разорительная же нашему благочестию, где вера с добрыми делами не разрывно сопряжена. И так по моему слабому понятию в настоящем нежном детстве его императорского высочества, должно наипаче поспешествовать плодам научения закона, ограждением его добрыми нравами, нравоучительным просвещением в нем произрастающих мыслей и рассуждений, к чему особливо математические понятия полезны: ибо они, очищая рассудок, больше приучают к основанию правды, нежели все другие основания разума. Но дабы не уважаемою поспешностию не изнурить, или и не отяготить нежные органы его императорского высочества: то надлежит все умеривать его летами, и оказывающимися сорожденными способностями, так чтоб в начале все обучения не прямою наукою, но больше наставлениями производимы были. Тоже разумеется и о всех других, как о нужных, так и о украшающих разум любопытных науках и знаниях. Между первыми, где гистория будучи по справедливости почитаема лучшим руководством для тех, кои рождены к общему благополучию, и потому она достойна особливого места в сем воспитании и начаться должна без упущения времени нарочными краткими и внятными сочинениями — предпочтительно о своем отечестве.
Что касается о добром научении собственного нашего языка, хотяб Россия еще и не имела Ломоносовых и Сумароковых, тоб при обучении закона, чтение и одной древнего писания псалтири уже отчасти оное исполнило. Притом сначала малые и легкие письменные экзерциции мыслей и рассуждений его императорского высочества тому же поспешествовать будут; а имеющие честь быть к нему приставленными, должны прилежно наблюдать, чтоб его высочество не привыкал к употреблению подлых наречений и слов, нижеб поносные и язвительные из уст его выходили.
Нашего времени обычаи и множество изрядных книг, учинили в Европе общим французской язык: немецкой же в России надобен в рассуждении соседства и завоеванных провинций: но и тому и другому, яко живым языкам, возможно в детстве обучать больше наслышкою разговоров, дабы без нужды не тратить дорогое время воспитания. А когда лета дойдут до той зрелости, где без отягощения понятия научение грамматических правил способны будут, тогда его высочество найдется в состоянии сам себя поправлять в тех погрешностях, кои почти завсегда в разговорах попадаются.
Кавалерские экзерциции также по мере возраста употребляемы быть должны, по натуральной же веселого дитяти склонности к невинным забавам, танцам и рисовальному художеству надо дать первенство.
Во время, когда его императорское высочество достигнет помощию Божиею тех лет, в которые всем пристойным наукам сам обучаться изволит в обыкновенном порядке, тогда будет весьма полезно учинить особливое рассуждение, каким способнейшим образом приступить к прямой государственной науке, то есть: к познанию коммерции, казенных дел, политики внутренней и внешней, войны морской и сухопутной, учреждений мануфактур и фабрик, и прочих частей составляющих правление государства его, силу и славу монаршу.
Между тем к достижению сего совершенства доброго воспитания, нужно <…> особливое старание возбуждать всякими мерами в его императорском высочестве полезные к тому склонности и вкус, к чему, между прочими средствами, мнится быть и то не бесполезно, когдаб определена была некоторая годовая малая сумма, на собственное его высочеству собрание книг, математических и физических инструментов, ружья, купферштихов,5 картин и прочих кабинетов, еже все собирая помаленьку пред его очами, может нечувствительно подать ему охоту, любовь и любопытство вообще ко всем наукам и художествам. Из той же суммы не худо платить и тем учителям, кои по часам для подания уроков призываны будут: сего звания люди, от своего искусства имеют промысел.
Достаточная и добровольная заплата поощряет более, нежели другие способы, их смысл и прилежание, от чего будет большая польза его императорскому высочеству.
Всеподданейшая ревность и усердие не дозволяют ничего оставить на совести, и преодолев рабскую несмелость, заставляют при заключении сего росписания, всенижайше представить, <…> что сходственнее <…> с <…> намерением о воспитании государя великого князя, если всякое излишество, великолепие и роскошь, искушающие молодость, от него отдалены, и неинако ему представляться будут, как надеждою будущего награждения в тех летах, когда воспитание окончится <…>; комнату же его высочества, или двор сочинит так, чтоб сравненно с его природным достоинством, чин, благопристойность и добронравие были всему украшением. <…> главнейшая надобность в том состоит, чтоб определяемые в услугу его императорского высочества кавалеры были все благородных сентиментов, добрых нравов и обычаев; но как сии два последние качества редко прямо открыты в общем обращении служб и знакомств: ибо их действо больше в своих семьях и между домашними, нежели на общем театре, того ради полезнее б было для его высочества, если бы на первое время ни каких рангов к тем должностям присвоено не было, но довольно определить достаточное к тому жалованье; а избранные к сей службе могут сохранить те места, из которых возмутся, и тем не меньше получать отличность входа в кавалерские покои ее императорского величества, когда они и просто называться станут кавалерами его высочества.
Существо такого важного и деликатного дела требовало б и особливого плана с точным содержанием персоны его императорского высочества, с росписанием при нем служб, с распоряжением по часам его времени, учения и забав, с избранием наук, и для них учителей. Но сему основанием должно быть всевысочайшее о всем намерение ее императорского величества в той инструкции, коя дана будет определенному главным к воспитанию. Причем и то достойно уважения, что разность сложений воспитываемых, и происходимая почти беспрестанно по детским склонностям и летам в них перемена едва ли когда <…> могут дозволить точное исполнение <…> единожды предписанного плана <…> И так для исправного исполнения всевысочайшего материнского намерения ее императорского величества лучший и кратчайший способ есть, всемилостивейшее дозволение к себе доступи со всеподданнейшими докладами и представлениями, <…> когда что по силе инструкции исправить или переменить должно. <…>