Почему Сталин не верил, что война у порога

Последний мирный день

21 июня 1941 года Франц Гальдер не сделал в дневнике ни одной записи. И понятно, почему. Заканчивались последние приготовления к нападению на Советский Союз, все думы его заняты Восточным фронтом (это название уже употребляется, хотя война официально еще не началась). Ясное дело, было не до дневника. Так сказать, не покладая рук Гальдер трудится, чтобы наилучшим образом подготовить войска к нападению.

Отлаженная как часовой механизм, военная машина Германии нависла над западными границами СССР, готовая обрушить всю свою мощь на ничего не подозревающую Красную армию.  А что у нас?

О последнем предвоенном дне мы узнаем из «Воспоминаний и размышлений» Жукова. Георгий Константинович рассказывает, что вечером 21 июня ему позвонил начальник штаба Киевского особого военного округа и сообщил, что к пограничникам  явился перебежчик –  немецкий фельдфебель, утверждавший, что «немецкие войска выходят в исходные районы  для наступления, которое начнется утром 22 июня».

Жуков докладывает о перебежчике наркому обороны Семену Тимошенко и Сталину, который потребовал, чтобы Жуков вместе с Тимошенко приехали в Кремль. Жуков берет с собой проект директивы войскам, его сопровождает первый заместитель – генерал-лейтенант Николай Ватутин.

Сталин был один в кабинете. Жуков отметил его озабоченность.

Из мемуаров Георгия Константиновича:

«– А не подбросили ли немецкие генералы этого перебежчика, чтобы спровоцировать конфликт? – спросил он.

– Нет, – ответил Тимошенко. – Считаем, что перебежчик говорит правду».

Значит, накопилось достаточно материала, чтобы утверждать, что завтра война. В это время входят члены политбюро. Сталин информирует их и спрашивает:

«– Что будем делать?

– Надо немедленно дать директиву войскам о приведении всех войск приграничных округов в боевую готовность, – сказал нарком».

Жуков зачитал проект директивы. Сталин не согласился с ее содержанием, он считает, что всё может еще уладиться мирным путем.

Жуков так передает слова вождя:

«– Надо дать короткую директиву, в которой указать, что нападение может начаться с провокационных действий немецких частей.

Войска приграничных округов не должны поддаваться ни на какие провокации, чтобы не вызвать осложнений».

Жуков вместе с Ватутиным выходят в соседнюю комнату, где подготавливают новый проект директивы. Затем Жуков вновь ее зачитывает. Сталин берет проект, читает его сам, вносит поправки и отдает наркому на подпись. Так родилась знаменитая директива №1, в которой, в частности, говорилось: «22-23.6.41 г. возможно внезапное нападение немцев… Нападение может начаться с провокационных действий. Задача наших войск – не поддаваться ни на какие провокационные действия…»

Невольно обращаешь внимание на неопределенность даты (или 22, или 23 июня) и на часто повторяемые слова, не сходящие с уст Сталина и попавшие в директиву – «провокационные действия». Эти слова вызвали к жизни несколько версий.

Почему Сталин странно себя ведёт

Писатель Игорь Бунич в историческом романе «Операция «Гроза» (1994 год) приводит письмо Гитлера Сталину, которое объясняет странную веру вождя в возможные провокации:

«Примерно 15-20 июня я планирую начать массированную переброску войск на запад с Вашей границы.

При этом убедительнейшим образом прошу Вас не поддаваться ни на какие провокации, которые могут иметь место со стороны моих забывших долг генералов. И, само собой разумеется, постараться не давать им никакого повода. Если же провокации со стороны какого-нибудь из моих генералов не удастся избежать, прошу Вас, проявите выдержку, не предпринимайте ответных действий и немедленно сообщите о случившемся мне по известному Вам каналу связи. Только таким образом мы сможем достичь наших общих целей, которые, как мне кажется, мы с Вами четко согласовали.

Я благодарю Вас за то, что Вы пошли мне навстречу в известном Вам вопросе и прошу извинить меня за тот способ, который я выбрал для скорейшей доставки этого письма Вам.

Я продолжаю надеяться на нашу встречу в июле. Искренне Ваш, Адольф Гитлер. 14 мая 1941 года».

Слово «провокация» дважды употребляется в письме Гитлера, оно должно было убедить Сталина в мирных намерениях фюрера. Многие историки считают это письмо мистификацией. Но есть и такие, которые цитируют его как подлинный документ, хотя он впервые упоминается в романе Бунича и оригинал никто не видел.

Способ доставки письма действительно странный. 15 мая 1941 года немецкий транспортный самолет «Юнкерс-52» пересек границу СССР, долетел до Москвы и приземлился на аэродроме. Он был закуплен советским правительством в Германии, немецкие летчики просто перегнали его в Советский Союз. Такое происходило не первый раз, но эта история получила огласку, так как немцы не согласовали маршрут полета с советским руководством.

По Буничу, якобы в этом самолете доставили письмо Сталину от фюрера. Нельзя не восхититься буйной фантазией писателя: «Развернувшись в самом конце посадочной полосы, «Юнкерc» заглушил свои двигатели как раз в тот момент, когда к нему лихо подкатил элегантный черный «Форд», сверкая на солнце никелированными ободками стекол, фарами и бамперами.

Из автомобиля вышел человек, одетый, несмотря на жару, в двубортный костюм и шляпу, поднялся в самолет по выдвинутому изящному металлическому трапу.

Вскоре он появился снова, неся небольшой (не больше дамской сумочки) кожаный портфель. «Форд» немедленно покинул аэродром и в сопровождении черной «эмки» помчался в сторону Москвы.

Через два часа, заправившись горючим, «Юнкерс» вылетел с Тушинского аэродрома и, точно повторив весь свой путь в обратном направлении, исчез в воздушном пространстве Германии».

Поверить, что гитлеровские генералы могут сами начать войну, может лишь очень наивный человек, каким Сталин уж точно не был.

В такую простую ложь Сталин наверняка не поверил бы. И письмо, и красочная сцена с его передачей – сплошная выдумка писателя.

Иное понимание находим у историка Марка Солонина. В книге  «23 июня – день М» (2007 год) и в выступлениях на YouTube он высказывает гипотезу, что сам Сталин  готовил на 22-23 июня крупномасштабную провокацию. Одетые в немецкую форму красноармейцы должны были инсценировать нападение немцев (с артобстрелом и бомбардировкой) на приграничные города с тем, чтобы дать повод к нападению на Германию.

Причем это была сверхсекретная операция, в которую Сталин не посвятил даже Тимошенко и Жукова, от которых требовал лишь одного – на провокации не поддаваться! Никаких документальных подтверждений ее существования нет.

На мой взгляд, причиной странного поведения Сталина является волюнтаризм (обычно это понятие связывают с именем Хрущева, но на самом деле он был свойственен, в той или иной мере, всем генсекам) вождя, его вера в непогрешимость, в собственную гениальность и исключительность.

Не будем забывать, что культ личности Сталина складывается начиная с 1929 года, когда Сталин одержал победу во внутрипартийной борьбе за власть. К 1941 году уже почти 12 лет все вокруг только и говорят о гениальности Иосифа Виссарионовича. Свои решения он считает верхом человеческой мудрости.

Сталин так решил: войны в 1941 году не будет!  Это решение гениальное, мудрейшее, обсуждению не подлежит. Кто против – тот провокатор, факты, не соответствующие его представлению – провокация. Реальность же ничего общего не имела с этим чисто субъективным, волюнтаристским  взглядом. Это конкретный пример отрицательной  роли отдельной личности в истории.

Начало войны

Немецкая авиация нанесла удары по объектам на советской территории 22 июня после трех часов утра. В 3.07, вспоминает Жуков, ему позвонил командующий Черноморским флотом Филипп Октябрьский и доложил «о подходе со стороны моря большого количества неизвестных самолетов». Жуков, переговорив с наркомом Тимошенко, разрешает открыть огонь. Вражеский налет был отбит.

В период с 3.30 по 3.45 поступают сообщения о налетах немецкой авиации на города Белоруссии, Украины, Прибалтики. Нарком (сам он был занят переговорами с командующим Киевским особым военным округом) приказывает Жукову звонить Сталину, который отдыхал на подмосковной даче.  Жуков звонит. В ответ – молчание. Наконец к телефону подходит начальник охраны: «Товарищ Сталин спит».

Жуков требует: «Будите немедля: немцы бомбят наши города!» Минуты через три к телефону подходит Сталин.

Почитатели вождя не верят, что Сталин спал 22 июня. В их представлении он некий автомат, который и день и ночь без передыху работает на благо народа.

Однако в таком поведении нет ничего необычного. Анализ журнала регистрации посетителей кремлевского кабинета Сталина показывает, что вождь обычно работал шесть дней в неделю, а на седьмой – в воскресенье – отдыхал. В таком режиме работала вся страна.

Вечером 21 июня приняли директиву №1, отправили ее в войска. На границе достаточно войск, чтобы дать отпор врагу, если всё-таки сунется. Кажется, всё необходимое сделано. Конечно, обидно, что у Сталина нет никаких предчувствий. Мы-то знаем, что случилось в этот день.  Но – еще раз подчеркиваю – ничего странного в этом нет, для Сталина это обычный день.

Да и с какой стати врать Жукову? Конечно, после войны у него накопилось много претензий к Сталину. Но исказить действительность он не мог. Если всё было бы не так, как у Жукова, ему на это указали бы при жизни,  ибо многие свидетели еще здравствовали.

Для почитателей Сталина вождь – сакральная, богоподобная  личность, которая не ест, не пьет, не спит. Простой советский люд ничего не знал о Сталине как человеке, это неведение осталось у некоторых до сих пор. Разве может спать всеведущий бог? – недоумевают они.

Между тем Жуков рассказывает о необычном режиме дня Сталина, известном лишь приближенным: «Работал он, главным образом, в вечернее и ночное время. Вставал не раньше 12 часов дня. Приспосабливаясь к распорядку дня И.В. Сталина, до поздней ночи работали ЦК партии, Совет Народных Комиссаров, наркоматы и основные государственные и планирующие органы. Это сильно изматывало людей». Да, нелегко было работать при Сталине.

В 4.10 поступили сообщения, что немецкие войска перешли границу и начали боевые действия. В 4.30 Жуков и Тимошенко приехали в Кремль. Там уже были вызванные члены политбюро. Жукова и Тимошенко пригласили в кабинет Сталина.

Видевшие генсека в тот день отмечают его бледность, подавленность, нервозность, растерянность. Он держит в руке набитую табаком трубку, но не зажигает ее, лишая себя привычного удовольствия.

«А не провокация ли это немецких генералов?» – сомневается Сталин.  Нет, убеждает Тимошенко, немцы бомбят наши города, это не провокация.

« – Если нужно организовать провокацию, – сказал И.В. Сталин, – то немецкие генералы бомбят и свои города… – И, подумав немного, продолжал: – Гитлер наверняка не знает об этом.

– Надо срочно позвонить в германское посольство, – обратился он к В.М. Молотову», министру иностранных дел СССР.

В посольстве сказали, что посол просит принять его для срочного сообщения. Молотов вышел, чтобы принять посла.

5.00. Посол Германии в СССР граф фон Шуленбург вручает Молотову ноту правительства Германии, в которой де-юре объявляется война СССР. То есть через два часа после ее фактического начала.

5.30. Геббельс, рейхсминистр пропаганды, зачитал по радио обращение Гитлера к немецкому народу. Фюрер, конечно, предстал перед немецким обывателем в белых одеждах миротворца, вся вина возлагается на Россию: она-де предала пакт о ненападении, сосредоточила войска, постоянно нарушает границы.

В это же время Молотов возвращается в кабинет Сталина и сообщает: «Германское правительство объявило нам войну». Жуков, непосредственный свидетель этой сцены, вспоминает: «И.В. Сталин молча опустился на стул и глубоко задумался».

Сталин не может  поверить, что Гитлер длительное время водил его за нос. Личной встречи с фюрером у Сталина не было. Поэтому вспомнил он министра иностранных дел Германии Риббентропа, которому сказал в ночь с 23 на 24 августа 1939 года, когда вместе с Молотовым (с обильным возлиянием) отмечали подписание пакта о ненападении (с секретным протоколом  о разделе сфер влияния в придачу): «Даю свое честное слово, что Советский Союз никогда не предаст своего партнера». Он-то не предал, но его предали немецкие «партнеры». Сталин несколько раз повторил: «Обманул-таки, подлец, Риббентроп».

Иначе как растерянностью Сталина не объяснишь, что не был задержан выпуск газет, в которых ни слова не говорилось о начале войны. Уже гибли, оказывая мужественное сопротивление, пограничники, первыми   встретившие врага, уже сражалась Брестская крепость, вступили в бой передовые части Красной армии, а советские люди всё еще пребывали в неведении.

7.15. В войска направлена директива №2, предписывающая уничтожить врага, вторгнувшегося на территорию СССР. Пока запрещалось переходить границу. По словам Жукова, эта директива «оказалась нереальной, а потому и не проведена в жизнь»…

Члены политбюро настойчиво просили Сталина  выступить по радио. Он отказался. Современники отмечали такие черты характера Сталина, как подозрительность, недоверчивость, осторожность, выжидательность.

Всё это проявилось и в этот ответственный момент. Он, как обычно, никому не верил и выжидал: обстановка не ясна, быть может, это лишь крупный вооруженный конфликт, который можно уладить дипломатическим путем…

Кроме того, он действовал зеркально. С немецкой стороны по радио войну объявил не глава государства Гитлер, а рейхсминистр Геббельс. И с нашей стороны  выступил не Сталин, а его заместитель и министр иностранных дел Молотов.

В выступлении по радио, которое прозвучало в полдень, Молотов назвал нападение Германии  «беспримерным в истории цивилизованных народов вероломством». Начавшуюся войну он назвал Отечественной по примеру Отечественной войны 1812 года.

Неколебимая вера в победу прозвучала в последних словах: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами»…

Автор: Геннадий Барсуков

Источник: https://www.opengaz.ru/stat/pochemu-stalin-ne-veril-chto-voyna-u-poroga