Завершение кавказской войны
Р. А. ФадеевПИСЬМА С КАВКАЗА
ПИСЬМО ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ
(отрывок)
В двух последних письмах я старался установить правильную точку зрения на самый факт покорения Кавказа, вывести в общих чертах содержащиеся в нем материальные последствия, насколько это можно было сделать в газетном очерке. Я имел в виду только политический и военный характер новых отношений, в которые наше отечество поставлено к Азии завоеванием Кавказа. Содержание вопроса этим еще не исчерпывается. Преобладание русского племени на Востоке может вызвать в течение времени результаты гораздо обширнее и важнее чисто политических. На этот счет я имею свои убеждения и должен их высказать, потому что, несмотря на отвлеченность подобного вопроса, от взгляда на него зависит тьма практических последствий и более всего система управления азиатскими населениями. Во-первых, надобно отчетливо сознавать, куда идешь; во-вторых, надобно, чтобы всякое владение в Азии окупалось, без чего оно становится бессмыслицей, — господствующий народ сам себе цель и не может делать приобретения в ущерб себе. Обе стороны дела тесно связаны между собой. Без сомнения, Россия не имеет никакой надобности в завоеваниях со стороны Азии. Твердо установленный протекторат на том пространстве, в котором не может быть допущено враждебных влияний, совершенно удовлетворяет цели. Но нельзя забывать, что азиатский вопрос, как все громадные переломы в истории, разрешается сам собой, гораздо более, чем его разрешают преднамеренно. Действующие в нем стороны подчинены необходимостям, которых часто нельзя отвратить от себя. Несмотря на выгоду протектората, можно предполагать, глядя на всеобщее разложение азиатского мира, что нынешняя граница империи, в полном смысле случайная, может быть, выдвинется еще вперед, и тогда новыми областями надобно будет управлять так, чтобы владычество над ними во всяком случае не было обременительно для самой России. <…>
…с покорением Кавказа азиатский вопрос встает перед Россией во всей обширности и неотвратимости; система управления азиатскими областями может со дня на день получить для нас первоклассную важность; нельзя обойти эту сторону дела. Россия овладела в течение веков несколькими мусульманскими царствами и срастила их с собой органически; она доказала на деле прирожденную ей способность царствовать над Азией, доказала ее в гораздо высшей степени, чем какой-либо другой европейский народ. Так было. Но когда, с первым годом столетия, русские заняли Закавказье, в продолжение шестидесяти лет не было даже поставлено вопроса: что такое этот край, как должно государство относиться к нему? Он стал страной научных опытов, к которой прилагались проекты всяких административных систем, без соображения с почвой, на которой хотели их вырастить. Покуда Закавказский край считает не более двух миллионов жителей, бремя, происходящее от ложной системы, не составляет большой тяжести для государства. Но обстоятельство это важно как урок для будущего.
Меридиан Военно-Грузинской дороги делит Закавказье на две части, во всем весьма собою противоположные — христианскую и мусульманскую. С изгнанием черкесов деление это простерлось на все наместничество; западная половина — все равно что коренная Россия и требует только хорошего управления, с устранением всяких политических взглядов; восточная половина — чистая Азия, покорствующая до сих пор силе штыков, и, надобно прибавить, едва ли не самая фанатическая часть Азии. Сказанное выше об условиях разумного управления в Азии не имеет никакого отношения к грузинам, народу христианскому и прогрессивному, добровольно слившемуся с Россией, но прилагается во всей силе к восточным областям. Можно ли управлять по одинаковой системе тою и другою половиной Кавказа, когда цели управления там и здесь совсем иные? Эти страны и были отдельными до 1841 г. В Грузии существовало устройство более развитое, с общим русским судопроизводством; в мусульманских областях управление чисто административное, сосредоточенное в руках нескольких доверенных лиц, называвшихся комендантами, — единственно пригодная форма власти для азиатской страны. Последнее управление шло неудовлетворительно; причины неудовлетворительности были очевидны. Такой порядок дел, существующий и теперь в районе, подчиненном военной власти, может действовать успешно только при двух условиях: при строго установленной системе, знающей положительно, чего требовать от управляющих, и при должном выборе и подготовлении людей, назначаемых начальниками в азиатский край. В горском управлении, преобразованном при князе Барятинском, эти условия теперь соблюдаются, и оно идет отлично. Но в тридцатых годах не думали еще ни о том, ни о другом; системы не было никакой, а комендантами назначались люди, вовсе не подготовленные к такому делу. Вместо того, чтоб исправить этот недостаток, в 1841 г. на Закавказский край, без различия местностей, было распространено общее губернское положение, с неважными изменениями. Палаты, стряпчие, формальные следствия, форменность исков и прошений введена не только в Грузию, но в мусульманский край. В Грузии новые учреждения далеко превышали потребность общества почти еще патриархального и только напрасно удвоили расходы управления; в восточной половине края они, кроме того, привели дела в хаотическое состояние, проясняющееся только на казенной бумаге: управляющие и управляемые, как после вавилонского столпотворения, перестали понимать друг друга. Не соответствующая силам и потребностям края сложность и дороговизна управления выказывались каждый день все резче. Но здание в европейско-форменном вкусе было заложено, и постройки пошли распространяться сами собой.
Общий результат вышел, с одной стороны, тот, что гражданское управление, отлично устроенное в теории, но в действительности совершенно чуждое населениям по духу, трудится теперь подобно безукоризненно построенной машине, которая не приведена в соприкосновение с материалом, который она предназначена обрабатывать; с другой же — тот, что закавказские области составляют для государства, в финансовом отношении, не выгоду, а бремя — между тем как главное условие системы управления азиатской страной, самая возможность владеть ею, состоит в том, чтоб она не была бременем для метрополии. Природа вещей устроила это дело таким премудрым образом, что самое разумное управление азиатским краем есть в то же время самое дешевое.
Ошибка, как беда, никогда не приходит одна. Вследствие той же теории, распространив на мусульманские области русские формы управления, создали там также татарское дворянство.
В дворянстве народность выражается с сознательною силой; при чужеземном владычестве в нем сосредоточивается весь устой народной жизни побежденных. В азиатской стране, где рабочие массы испокон веку составляют райят — паству, стадо, вечно живущее под игом, не разбирающее происхождения власти, лишь бы она не слишком его давила, нравственное сопротивление чужеземному владычеству только и может исходить из высшего класса, если б он существовал. Но такого класса нет во всей мусульманской Азии: мы сами его создали. В Закавказье существовали ханские фамилии вчерашнего происхождения. Потомков этих фамилий набиралось едва 30 человек, которых легко было обеспечить пенсией. Но при ханах служили нукеры по большей части из черни, пользовавшиеся во время службы частою доходов с какой-нибудь деревни, — обыкновенный вид азиатского жалованья. Из этого элемента, наперекор прямому государственному интересу, в сороковых годах создали невозможное дворянство, и не только создали, но роздали ему казенные земли и деревни. То, что крестьяне платили прежде в казну, они были вынуждены платить с громадною лихвой бывшему односельцу, равному им до того дня и вдруг ставшему их помещиком. Очень понятно, что такая мера оттолкнула и продолжает отталкивать от русской власти народные массы, отдохнувшие было под ее крылом от персидского ига; и в то же время не могла доставить ей никакой опоры в мнимом, подобранном в черни дворянстве, существующем лишь под охраной русских штыков. Создание дворянства в мусульманских областях умалило в значительной степени государственный доход в то время, когда новые учреждения, беспрерывно усложняясь, требовали все больших средств от края. Я не говорю о другой мере — переводе всех натуральных податей на деньги, непригодной в своем полном объеме для азиатского края, хоть тем, что она делает содержание войск вдвое дороже — не говорю потому, что таким образом я никогда бы не кончил. Отсутствие системы повело к постоянной перестройке учреждений, причем они беспрестанно и произвольно расширялись, поглощая вновь отрывавшиеся источники доходов. Когда наконец в 1860 году, с отделением закавказских финансов, были сведены счеты тридцатилетнему ряду подобных сборов, в итоге оказалось, что все доходы края идут без остатка на содержание одного гражданского управления.
Если бы закавказские области принадлежали Персии или английской Индии, то, по пропорции жителей, за всеми расходами на управление, на счет их содержалось бы 20 тысяч войска, почти то же количество, которое должно находиться здесь по мирному положению. Они не лежали бы бременем на государстве.
Нельзя никого лично винить за такое положение дел; в нем виновата разве скудость идей русского общества в первой половине настоящего века. Это было именно переходное время, когда наше общество окончательно утратило предания старой Руси, умевшей ладить с азиатцами, и не нажило еще себе новых воззрений. Но по крайней мере теперь должен установиться правильный взгляд на предмет, от которого зависит возможность или невозможность решить в нашу пользу первый из всемирных вопросов.
До сих пор европейское владычество в Азии имело чисто политический характер, состояло в военном занятии страны и проходило бесследно. Со времен Александра Македонского европейцы много раз владели на востоке обширными царствами, обхватывавшими половину Азии; от господства их остались медали европейских династий, но не осталось даже признака какого-либо нравственного влияния бывших победителей на побежденных. Если бы в природе вещей содержалась возможность обновления восточных обществ европейским духом, она выказалась бы хоть раз, хоть где-нибудь, в каком бы то ни было виде. Но история 22-х веков не показывает даже признака чего-нибудь подобного. Победоносная цивилизация Европы лежала на цивилизации азиатской, как масло на воде, не сливаясь. Империи, основанные в наши дни англичанами и голландцами в Азии, имеют тот же вид внешнего господства и по всей вероятности будут иметь ту же участь, сколько бы ни продлилось их существование. Но призвание русского владычества может быть иное: я говорю это не гадательно. История не знает восточных обществ, обновленных и призванных к новой самостоятельной жизни Европой, но она не представляет два примера полного поглощения азиатских народов европейскою цивилизацией и национальностью: в западной Азии, после Македонского завоевания и в восточной России — со времен Грозного. Греки не вытеснили побежденных, как в Америке вытесняют дикарей, однако ж при римском владычестве Малая Азия и Сирия были уже чисто греческими землями, значит — покоренные исчезли в чужой цивилизации. В восточной России татарское дворянство обрусело, там давно уже нет высшего мусульманского класса, не существует самостоятельного мусульманского просвещения с его особыми взглядами; там остались кой-где татарские деревни, населенные простолюдинами. Надобно только сличить русского татарина с азиатским, чтобы понять, до какой степени он уже не мусульманин и не азиатец по понятиям, несмотря на сохранившийся обряд. Такое превращение сбыточно. Азиатский язычник или мусульманин не может привить к своим понятиям несродные ему идеи Запада и выработать что-либо из такого сочетания, но как человек, он может понять и принять европейские духовные начала и всецело стать европейцем. При владычестве Греции и России над восточными странами происходило прямое соприкосновение масс, что много облегчало задачу. Но, кроме того, в нашей русской натуре есть, кажется, способность к этому делу, которой недостает у западных европейцев. Те превосходят нас соединением свойств, нужных для заселения пустынных стран: Америка и Австралия свидетельствуют об этом; но тот же самый характер, энергический, жесткий, отстраняющий чужую опору и потому замкнутый, — который разнес испанские и английские поселения по Новому Свету — составляет препону для сближения их с покоренными восточными народами. Испанцы умели только выгнать своих мавров, англичане проживают в Индии чуждыми пришельцами. Русские по природе своей не особняки; они живут миром, как пчелы; в одном этом признаке достаточно выражается мягкость характера, общительность, составляющая нашу силу в покоренной азиатской стороне, если только администрация не мешает ей. Русский человек не смотрит на азиатца свысока, не презирает его, как западный европеец; он с ним настолько сжился, чтобы видеть в нем человека. Русское население, возникающее в покоренном крае Азии, становится сейчас же в самые близкие отношения к туземцам, притягивает их в свою сферу и понемногу перерабатывает в духе высшей цивилизации, высшей религии и высшей народности. Что произошло уже на берегах Волги, то может повториться и далее. За горизонтом чисто политических отношений, связывающих нас с современным восточным миром, отношений, на которых должно покуда сосредоточиваться все наше внимание, в тумане далекого будущего, мелькает истинное историческое разрешение азиатского вопроса, по крайней мере в сопредельных России странах. Такое понимание вещей не есть только философия истории, потому что она дает место практическим следствиям.
Может протечь длинный ряд веков, прежде чем выработанная историей общественная форма, со всем ее духовным складом, без остатка перельется в другую. Но в этом нет и надобности. Полтораста лет тому назад приволжская Россия была уже в сущности русскою, не помнила своей самостоятельности. Где над страной станет русское просвещение, то есть где нельзя будет выделиться из чернорабочей толпы иначе, как обрусев, там будет Россия уже навеки. Толпа долго хранит свои понятия и еще долее свои обычаи; но когда она составляет груду развалин невозвратно протекшей, неспособной ни к какому дальнейшему развитию жизни, то в ней не заключается уже никакой силы. Если существует нравственное общение победителей с побежденными, то действительная жизнь переходит в слои населения, притянутые высшим просвещением владычествующего народа; из этих слоев, каково бы ни было их происхождение, должны постепенно развиться высшие, то есть образованные и зажиточные классы народа. Для таких классов, когда они заявят свое существование, европейские формы суда, администрации, всей общественной жизни, станут не только пригодными, но и необходимыми; расширившиеся вместе с просвещением экономические средства страны допустят более сложные учреждения; как всегда на свете, действительно нужное сделается осуществимым. Таким только постепенным ходом вещей, а не внезапною пересадкой не соответствующих делу форм, можно внести просвещение в восточную страну. В то же время, если в русско-азиатском владении высший класс должен образоваться постепенно из людей обрусевших, то мы ни в каком случае не должны создавать искусственно высший класс татарский. Цель указывает на средства. Вот практические следствия.
Этим положением, естественно вытекающим из вышесказанного, заключаю ряд моих писем. Я не имел притязания писать историю последних годов кавказской войны, которая, по сложности предмета и чрезвычайной важности своей для государства, требует обширного труда и без сомнения вызовет его в будущем; литература должна поставить свой памятник победителю Кавказа и храбрым войскам, с которыми он совершил это славное завоевание. Но я считал полезным представить русскому обществу, до сих пор мало знакомому с Кавказом, хоть краткий очерк великого события и его прямых очевидных последствий. Я не мог осветить достаточно в этом очерке всех сторон предмета, но должен был по крайней мере указать на них, чтоб читатель мог потом, если захочет, узнать их ближе и вывести свои собственные заключения.
(Впервые опубликовано в «Московских ведомостях» за 1864 – 1865 гг., а затем издано: Фадеев Р. А. Собрание сочинений. Т. 1. Ч. 1. СПб., 1889. С. 267—280).
Кавказский вопрос, наряду с польским, на протяжении XIX в. оставался одним из самых острых в сфере управления национальными окраинами. Царствование Александра II завершением длительной Кавказской войны в 1864 г. Военные цели постепенно уступали место задачам мирного времени – установлению оптимального порядка управления этим регионом, устраивающий российские власти и не вызывающий возмущения коренного населения. Эта проблема поднималась в различного рода проектах, записках, публицистических статьях. Одним из авторов был генерал-майор Ростислав Андреевич Фадеев (1824 —1883) — известный российский военный историк и публицист. В 1840-х – 1850-х гг. они неоднократно бывал на Кавказе, участвовал в войне с горцами, а с 1856 г. состоял чиновником по особым поручениям при кавказском наместнике князе А.И. Барятинском. По поручению Барятинского Фадеев написал исторический обзор «Шестьдесят лет Кавказской войны». В 1864 г., после отставки Барятинского, Фадеев покинул Кавказ.
Александр Михайлович Горчаков (1798 – 1883) был одним из немногих государственных деятелей, остававшихся на политической сцене в течение всего царствования императора Александра II. Выпускник Царскосельского лицея, однокашник А.С. Пушкина, А.М. Горчаков обладал качествами незаурядного дипломата. В 1820 г., через два года после окончания Лицея, он начал службу в Министерстве иностранных дел, которое возглавлял К.В. Нессельроде. В царствование Николая I Горчаков сделал неплохую карьеру, получая назначения в Лондон, Берлин, Флоренцию, Вену, но вершин ее достиг в правление Александра II. На Венской конференции, созванной после смерти императора Николая I, Горчакову удалось противостоять напору английских и французских дипломатов и добиться нейтральной позиции Австрии по отношению. После заключения унизительного для России Парижского мира последовали отставка Нессельроде и назначение Горчакова министром иностранных дел.
Александр Михайлович оставался на этом посту до 1882 г., умело лавируя между политическими группировками и течениями, и в то же время не теряя доверия Александра II. (В 1867 г. он получил высший гражданский чин – стал канцлером). Очевидно, взгляды Александра II и Горчакова были схожи, последнему не приходилось оказывать давления на государя, раздражать его своей настойчивостью. Император фактически был министром иностранных дел, определявшим внешнюю политику государства: он встречался с иностранными монархами, вел с ними переписку. Однако содержание писем Александр II предварительно обсуждал с Горчаковым. Александр Михайлович поставил своей целью упрочение положения России на международной арене и денонсацию условий Парижского трактата. В 1870 г., после начала франко-прусской войны, он добился отмены ограничительных статей этого договора, запрещающих России держать военный флот на Черном море.
В последние года александровского царствования Горчаков отошел от дел. В 1882 г. в Ницце с ним встречался издатель журнала «Русская старина» М.И. Семевский. Он записал рассказы канцлера и через год опубликовал их в своем журнале под псевдонимом «М. – ский». В рассказах, героем которых выступает А.М. Горчаков, отражают стиль общения Александра II с министром иностранных дел, взгляд императора на внешнюю политику и перемены, которые последовали в этой области за окончанием Крымской войны (Русская старина, № 10, 1883, с. 159 – 180).
Князь Александр Михайлович Горчаков
В ЕГО РАССКАЗАХ ИЗ ПРОШЛОГО
<…>
В 1856 г., после заключения парижского трактата, который я отказался подписать (?), Государь Александр Николаевич призвал меня в Петербург, осыпал знаками внимания и благоволения, и просил меня занять пост управляющего министерством иностранных дел.
Я решительно отказывался.
Любопытно, что граф Нессельроде, узнав от меня о моем решительном отказе принять портфель министра иностранных дел, сказал мне:
— «Совершенно напрасно вы, князь, отказываетесь от места министра. Теперь в России министру иностранных дел, после заключения парижского мира, совершенно нечего будет делать».
Так оригинально смотрел Нессельроде на положение своего преемника. Вскоре последовало новое объяснение со мною Государя Императора. Оно произошло пред Светлым Христовым Воскресением.
Государь Александр Николаевич уговаривал меня принять портфель министра. Я продолжал отказываться, говоря, что в настоящее трудное время, пламенно любя Отечество, я чувствую себя слишком слабым, что бы занять предлагаемое место.
— «Неужели вы думаете, князь, что я менее люблю Россию, чем вы, и менее желаю ей добра? - сказал Государь. - Но я нуждаюсь в помощи, в хороших советниках. Помогите мне. Исполните мою просьбу».
Известно, что Император Александр Николаевич говорил весьма убедительно и красноречиво. Я уступил. Но прежде чем оставить кабинет Государя, который меня обнял в знак своей признательности, я обратился с просьбою к Его Величеству:
— Государь! возложите на меня собственноручно крест!
Государь отступил назад и удивленными глазами взглянул на меня; видимо тень неудовольствия промелькнула по его прекрасному лицу.
— Какой крест, какой крест?! - спросил Его Величество.
— Не звезды прошу я у вас, а крест, буквально крест, Ваше Величество. Снимите с одного из образов ваших крест и возложите на меня. Да дарует он мне силы к поднятию того креста великих трудов, которые вы возлагаете на меня с обязанностью министра иностранных дел.
Лицо Государя просветлело удовольствием. Он вынес мне из соседней комнаты небольшой серебряный крестик и, возлагая на меня, сказал:
— «Примите это, князь. Этот крест всюду меня сопровождал. Да укрепятся ваши силы».
<…>
Когда мы ехали в Москву в одном вагоне с Государем Александром Николаевичем, между прочими мыслями я позволил себе высказать Государю и ту мысль, что так как народ понес весьма громадные потери в течение трехлетней и крайне тяжелой войны, то казалось бы следовало, празднество коронации обставить сколь возможно меньшими издержками, т. е. сократить число обедов, балов и проч. и проч. Надо дать вздохнуть народу, сказал я. Пусть он несколько оправится после тех потерь и лишений, которые он понес в 1853—1855 гг.
Государь Император весьма милостиво выслушал мое мнение, но, как известно, не решился отступить от исконных традиций, по которым коронование державных вождей России сопровождалось значительными издержками.
Коронация Императора Александра II обошлась в 18 млн. руб.