Константин Николаевич (1827—1892)

В какой бы связи ни касаться истории Александра II, говорить ли о его семье или о его деяниях как всероссийского императора, никак не обойтись без упоминания его брата, великого князя Константина Николаевича (1827—1892). Константин был следующим после Александра мальчиком в семье Николая I, и, хотя между братьями был почти десятилетний разрыв в возрасте, это была более тесная братская связь, чем с младшими — Николаем и Михаилом. Современники единодушно отмечают незаурядные способности и образованность Константина Николаевича, развитию которого способствовали две очень крупные фигуры — ученый и адмирал Ф. П. Литке и поэт и педагог В. А. Жуковский, пытавшийся и этому великому князю внушить просвещенные идеи долга государственного деятеля перед страной и народом. Способностями и честолюбием Константин Николаевич, пожалуй, сильно превосходил старшего брата и с юношеских лет рвался к широкому поприщу деятельности. Отец предназначал его к морской карьере, и маленьким мальчиком он уже получил почетное звание генерал-адмирала российского флота. Он много плавал, хорошо знал флотское дело, восемнадцатилетним юношей вместе со своим воспитателем Ф. П. Литке основал Русское Географическое общество, и по сей день существующее и славное своей историей. Только в последние месяцы жизни Николая I ему было доверено руководство российским флотом, но по-настоящему он занялся и флотом, и государственной деятельностью лишь после воцарения Александра II, сразу отведшего брату особое место. На первых порах Константин Николаевич начал энергично преобразовывать и флот, и Морское министерство, но уже в 1857 г. Александр II вывел его за эти ведомственные пределы, начав привлекать к общегосударственной деятельности. Константин Николаевич вошел в Совет министров, Секретный комитет по крестьянскому делу, ряд высших комитетов. Он принимал самое деятельное участие в подготовке реформ 1860-х гг. В 1865 г. Александр II назначил его председателем Государственного совета — высшего законосовещательного учреждения, через которое проходили все важнейшие законопроекты, и великий князь вплоть до лета 1881 г. находился на этой должности, являясь первым чиновником Российской империи и пытаясь разрабатывать законодательство в либеральном духе. Воцарение Александра III, не любившего дядюшку до нетерпимости, положило конец карьере Константина Николаевича: он был устранен со всех постов, в том числе и от руководства флотом, главой которого он являлся по чину генерал-адмирала.
Личная, совершенно откровенная переписка между братьями освещает как личность обоих корреспондентов, так и целый ряд событий истории России. Письма великого князя являлись своеобразными отчетами, которые он направлял Александру II. Великий князь предстает в них как исполнитель монаршей воли. Обстоятельное письмо после вступления Константина Николаевича в должность председателя Главного комитета по крестьянскому делу, напоминающее дневниковую запись, воссоздает подробности заседания этого учреждения, его итоги и дальнейшие намерения.


Великий князь Константин Николаевич
ПИСЬМО АЛЕКСАНДРУ II

С. Петербург. 10 октября I860.

С Божиеюпомощию мы сегодня приступили, любезнейший Саша, к окончательному рассмотрению крестьянского дела, и преклонясь пред Твоею волею как моего Государя и Брата, я вступил в исполнение должности председательствующего. Моя надежда на Бога, что Он мне поможет исполнить мой долг верою и правдою, как Ты это от меня ожидаешь. Ты знаешь, что я этой должности не искал и не желал, а принял ее по Твоему желанию. Видно, что тому была Воля Божия, преклоняюсь перед Ней, я и от Нее только и ожидаю сил и способностей дляЕя исполнения. Поэтому перед открытием заседания я сегодня заезжал в крепость и над могилою нашего бесценного Папа долго и усердно молился о ниспослании мне сил свыше. Эта молитва в этом Святом месте меня подкрепила, и оттуда я прямо отправился в Комитет, из которого сию минуту воротился и берусь за перо, чтоб Тебе донести о первом нашем собрании. Сперва прочитано было Твое Высочайшее повеление, потом записка покойного Якова Ивановича, которая такясно и так толково и умно разъясняет все главные вопросы этого дела. Затем pournousmettreаи clairentrenous-memes и дабы засим не колебаться в основных началах, мы положили себе 4 главные пункта, которые должны составлять нашу окончательную цель. Ты их увидишь из краткого донесения Буткова. При этом предложены были две идеи: 1)гр<афом>Блудовым об обязательном выкупе, 2) кн<язем> Гагариным о разрешении всего крестьянского дела единственно путем полюбовных сделок без всяких ограничений. После недолгих, но весьма жарких прений обе мысли были отвергнуты, и ясно была доказана вся их несостоятельность и невозможность. Я очень рад, что мы достигли этого результата в самом первом заседании, это нас избавит от бездны пустых и бесполезных споровпри самом рассмотрении проектов. Затем было решено собраться в пятницу и начать с разбора местных учреждений и мировых посредников.

Многие десятилетия Константин Николаевич вел дневник. Записи 1860 – 1861 гг. позволяют воссоздать деятельность Главного комитета и Государственного совета по вопросу обсуждения крестьянской реформы, борьбу либерального течения и оппозиции. Великий князь разделял решимость своего августейшего брата довести до конца дело освобождения крестьян, настойчиво проводя этот курс на заседаниях государственных учреждений. Дневник Константина Николаевича — меньше всего развлекательное чтение, но зато этот документ составлен одним из самых близких к императору людей и отражает самую сердцевину правительственной политики, ее кухню и авансцену, а заодно дает представление и о личности автора, которому Александр II неизменно доверял и на которого полагался в самых сложных случаях.


Великий князь Константин Николаевич
ДНЕВНИК 1860 – 1861 гг.

21 декабря 1860. Утром работал с Головниным, а в 12 ч<асов> с Жуковским. Он мне показывал замечания Панина на последнюю редакцию положения, которые в некоторых случаях меняют весь их основной смысл. В это время приехал Милютин показать только что полученный Ланским протест предводителя Шувалова против Высочайшего повеления о составлении временных Губернских по крестьянским делам комиссий. Это дело чрезвычайно серьезное, потому что это первая попытка официальной оппозиции. Просил его сказать Ланскому, чтоб он это представил Государю с тем, чтобы задать Шувалову порядочную нахлобучку; а сам послал тотчас за Петей Шуваловым и объяснил ему весь смысл поступка его любезнейшего двоюродного брата. Он обещался мне постараться на него действовать, и объяснил мне всю тенденцию decettecoterie. Дай Бог только, чтоб мы этого не испугались и не стали бы слабеть в нашем действии. Ездили с визитом к Елене Павловне и долго говорили про крестьянство. У меня все более и более развивается мысль об coupd’état, т. е. чтоб Государь не пускал дела в Совет, от себя его объявил и предписал к исполнению. <…>

1 февраля 1861. Утро было рабочее и прошло как всегда. От 12 ч<асов> до 6 был Государственный совет. Порядка было несколько более, чем последний раз, но Блудов много портит тем, что сам слишком много говорит и беспрестанно входит в диспуты. Оппозиция все более и более обрисовывается и делается ожесточеннее. Все хотят под разными предлогами расширить власть помещика и не замечают, что чрез это его противоставляют крестьянам и подвергают его самой большой опасности. Прошли образование и управление сельских обществ и волостей. Тут эта тенденция, под личиною вотчинной полиции, все более и более проявлялась. Начали потом и мировых посредников. Тут пошли ожесточенные и продолжительные споры. Хотели выбор их вполне предоставить дворянству. Но это мы отстояли. Зато они ввернули, что дворянство выбирает кандидатов. Тут все были против нас. На нашей стороне оказалось только 14 голосов. Воротился утомленный нравственно и телесно. Вечером дали Николе подарки.

2 февраля 1861. Сегодня нашему милому Николе минуло 11 лет и он начал ходить в куртке. За обедней у нас были братья с их женами. После завтрака долго толковал с Мишей про избрание мировых посредников, потому что кажется, что по этому вопросу он перешел на противную сторону. От 1/2 2-го до 4 был опять Совет по местным учреждениям. Шло гораздо складнее, чем те разы. Анненков так скучен, что он всем надоел. Панин прекрасно говорил. Потом ходил к Саше и рассказывал ему про вчерашний и сегодняшний Советы. Вечером дома. У Николы били гости.

3 февраля 1861. От 12 до 6 Государственный совет. Прошли из Великороссийского положения все отделение об наделе. При цифрах надела было долгое рассуждение и объяснение, которое привело к тому, что мы нашу систему вполне отстояли, давши срок по будущий вторник к представлению всяких замечаний частных на местные цифры. Только б членов с этим не согласились, не делая, однако, с своей стороны никакого заключения. В том числе Долгорукий, с которым я долго по этому вопросу говорил, Муравьев и Анненков. Вечером в Зимнем было музыкальное собрание в морганатических комнатах.
Перед вечером я рассказывал Саше весь сегодняшний Совет. Воротились только в 2 часа, очень усталые.

4 февраля 1861. Сегодня нашей Вере минуло 7 лет. Мы к обедне не ходили, не слушали в 11 ч < асов > молебен. От 12 до 1/2 4-го опять Совет. Проходили отделение о повинностях. Мы тут три раза остались в колоссальном меньшинстве: 1) по вопросу о невозвышении существующих оброков; 2) о сроке переоброчки; и 3) о сроке для перехода с барщины на оброк, где и в Комитете Панин был против нас. Остальной день дома, а вечером в бане.
5 февраля 1861. Слушали обедню дома. Потом с Поповым, Чернявским и Иващенкой11 рассматривал новый проект внутреннего расположения новых клиперов «Алмаз» и «Жемчуг». От 1 до 1/2 4-го сидел с Блудовым, Паниным и Чевкиным и Бутковым, и мы составляли новый проект редакции об вотчинной полиции, который мы предложили Совету как наш крайний ультиматум. Еще говорили много вообще по крестьянскому делу. Семейного обеда у Саши не было, потому что Мария не совсем здорова. Остальной день дома. Вечером играли в 8 рук и на виолоншели.

6 февраля 1861. Утром имел мой обыкновенный доклад у Саши. <…>От 12 до 1/2 5-го ч<аса> в Совете. Сперва читали и подписали журналы об Общем положении и об местных учреждениях.Потом рассматривали проект Украинский. Оппозиция хотела доказать, что инвентари не обязательны, а мы их отстаивали. Было очень бурно и беспорядочно, и мы, разумеется, опять остались в меньшинстве. Остальной день дома.<…>

7 февраля 1861. От 12 до 1/2 6-го опять Совет. Сперва Малороссийское положение. Сперва был длинный скучный спор с Долгоруким и Муравьевым про добровольные соглашения, на которых они, кажется, помешались. Положение прошло хорошо, но Кочубей ввернул предложение, чтоб увеличить повинность и уменьшить наделы. Большинство по обыкновению на его стороне. Потом общий спор про великороссийские наделы. Анненков предложил принять 2/3 наделов Редакционных комиссий, от которых произойдут отрезки у 70% крестьян. Несмотря на явную невозможность этого результата, с ним соединилось большинство, а на нашей стороне только 17 голосов. Потом еще прошли мои новые статьи про вотчинную полицию, которые прошли очень хорошо. Разногласия только в том, что оппозиция требовала, чтоб старост утверждали мировые посредники. Тутоднако большинство с нами. Из Совета мы, три брата, заходили к Саше и застали его за обедом, и рассказывали ему, что сегодня происходило. Саша нам сказал, что он прочел журналы Общего положения и местных учреждений, и везде согласился с нами, но сделал, как сам выразился, uneconcession, сославшись, чтоб в уездных съездах председательство принадлежало уездному предводителю. Это очень хорошо. Остальной день дома, а вечером играл в 4 руки с жинкой.

8 февраля 1861. Утром работал как всегда. От 12 до 4 Совет. Рассматривали Литовское положение, которое прошло хорошо сравнительно. Дело об фермах только решились отправить в губернские присутствия. Разногласие только по оценочным комиссиям, и по Инфляндским уездам. Потом читали и подписали журнал об Великороссийском положении. Остальной день дома. Вечером играли в 8 рук октет Мендельсона, а потом с фрейлинами и с Чичериной катались в санях.

9 февраля 1861. Утром перечитывал весь журнал о выкупе. В 1/2 1-го ездил к Саше и говорил ему про опасность 9-летней барщины. Он сказал, что соберет нас у себя в субботу, чтоб прочесть Манифест, который воротился от Филарета. От 1 ч<аса> до 1/2 5-го опять Совет. Проходили выкупное положение, которое прошло сравнительно спокойнее, чем остальные, хотя все-таки было много споров и несколько разногласий, где мы по обыкновению в меньшинстве. Под конец заседания объявили резолюции Государя по Великороссийскому положению. Он везде утвердил наше мнение, как в неувеличении существующих повинностей, в 20-летней переоброчке, так, главное, в вопросе о сроке барщины, который оппозиция хотела продлить до 9 лет. Слава Богу, честь ему и слава, что он показал твердость и не испугался большинства ослепленной оппозиции. Остальной день дома.

11 февраля 1861. Утром в 11 ч<асов> Саша у себя собрал Крестьянский комитет. Сперва толковали о времени и о способе публикации положения и Манифеста. Решились везде распустить слух и говорить и толковать, что будет в течение Великого Поста, а между тем в Петербурге и Москве объявить это в церквах в последнее воскресение Масленицы. При этом определили и разные подробности. Но все это происходило не без споров. Потом прочли проект Манифеста, составленный Филаретом Московским. Он вообще чрезвычайно понравился, и в нем сделали самые незначительные перемены. Это продолжалось до 1/2 2-го. Пошли прямо в Совет, который продолжался почти до 6 ч<асов>.Сперва прочли и подписали журналы по положениям Украинскому и Малороссийскому, которые превосходно написаны. Потом прошли главу о приведении в исполнение. Много спорили, но разногласие было только одно, по сроку для составления Уставные грамот. Еще толковали об отчуждении, арендовании и разделе имений. Тут много спори; каналья Муравьев, но мы дело отстояли. Ужасно утомился, и вечером никуда не ходили.

13 февраля 1861. Саша уехал в военные поселения на свой Уланский полковой праздник, поэтому моего доклада не было. Все утро работал один и говорил с Муравьевым-Амурским, который на днях приехал. В 12 ч<асов> опять Совет. Сперва прочли разные журналы. Потом поспорили про цифры наделов по некоторым уездам. В иных местах мы сделали некоторые незначительные уступки, но большую часть отстояли. Потом остались в Крестьянском комитете до 6 ч<асов> по горнозаводским крестьянам. Это выходит дело очень трудное. Много рассуждали и спорили, но не много сделали и решили собраться завтра. Воротился ужасно утомленный, так что вечером у детей на диване заснул.

14 февраля 1861. <…> От 12 ч<асов> до 1/2 6-го опять Крестьянский комитет. Разбирали горнозаводских и кончили их, хотя не без труда и не без споров, но слава Богу единогласно. Это, кажется, было последнее заседание Комитета в старом его составе.<…>

15 февраля 1861. Утром имел мой доклад у Саши вместо понедельника. <…>

17 февраля 1861. В 12 ч<асов> был у Саши, который мне читал депеши о варшавских беспокойствиях. Кажется, что они там немного голову потеряли. Потом в Совете, который кончили к 3 ч<асам> Прошли фабричных и заводских, и гораздо благополучнее, чем можно было ожидать.<…>

18 февраля 1861. В 11 был Совет очень коротенький, только для подписания последних журналов, и этим, стало быть, рассмотрение Крестьянского дела кончено, и Саше только останется завтра его подписать; тогда корабль будет спущен, а за тем будет Воля Божия. Из Совета я ходил к Саше, чтоб ему про это сказать, и он еще раз меня благодарил за все время.<…>

19 февраля 1861. Собрались к обедне в Зимний, после чего был молебен с чудными молитвами по случаю дня восшествия на престол. После завтрака все разошлись, а я остался, чтоб посмотреть, как Саша подпишет Манифест, и попросил его, чтоб он к этому позвал и Никсу. Тут была еще Мария. Сперва он его громко прочел и, перекрестившись, подписал, а я его засыпал песком. Потом в течение дня он подписал и все «Положения», и перо, которое он при этом употреблял, подарил на память Никсе. С сегодняшнего дня, стало быть, начинается новая история, новая эпоха России. Дай Бог, чтоб это было к вящему ее величию. Катались с жинкой в коляске на колесах. На санях уже нет возможности ездить. На сегодняшний день пророчествовали революцию и разный вздор, aгород был так тих и спокоен как всегда. Обед был семейный у Саши, а вечер провели дома.

5 марта 1861. Великий день объявления освобождения крестьян. Утром нашел у себя на столе отпечатанное положение с Манифестом, который давал тут же читать некоторым. На всех он производит равно чудное впечатление. Тогда же получил и благодарственный рескрипт от Государя мне и всему Комитету. Перед обедней ездил его благодарить, и он был опять, как всегда, особенно мил со мною. Обедню слушал в Зимнем. Потом развод Финляндский весьма хороший. Я ходил на фланге. После ординарцев, Саша среди Манежа20 собрал около себя всех офицеров и сказал им, что сегодня объявил вольность, что не забывает, что само дворянство отказалось от личного крепостного права, и ихкак дворян за то благодарит и крепко на них надеется — как на дворян и как на офицеров его верной и славной Гвардии, с которой соединены лучшие воспоминания его жизни. На это ответом было такое громкое единодушное «Ура», что сердце дрогнуло и слезы показались. Это «Ура» выпроводило Сашу на самую улицу, где его подхватил народ. Это было чудо. Инвазия у Елены Павловны, обед у Саши, вечер дома. Да благословит Бог новое существование России, начинающееся с сегодняшнего дня.

11 марта 1861. В 9 ч<асов> обедня в Зимнем, и всею семьею мы приступили к Святому Причастию.<…>Когда воротился домой, ко мне приходил Сумароков и рассказывал свой разговор с Государем, и про мысль о моей посылке в Варшаву. Это меня ужасает. Да мимо идет от меня чаша сия.<…>

(Переписка Императора Александра II с Великим Князем Константином Николаевичем. Дневник Великого Князя Константина Николаевича. М., 1994. Перевод: Е.В. Ясногорская).