П.В. Долгоруков - император Александр Николаевич. Его характер и образ жизни

Князь Петр Владимирович Долгоруков (1816 – 1868) казалось, по своему рождению, должен был войти в ряды придворной аристократии. Однако он избрал путь критики российского правительства, за что был сослан в Вятку еще в царствование Николая I. Первые годы правления Александра II Долгоруков воспринял как продолжение направления, определенного предшествующим монархом. В 1859 г. он тайно уехал за границу и направил свой талант публициста на обличение политики правительства Александра II. В «Петербургских очерках» Долгоруков писал о людях, которых знал лично. Однако, если обычно мемуаристы приукрашивали в своих воспоминаниях действительность, Долгоруков, напротив, видел в основном отрицательные стороны. В подобном свете он представил и личность Александра II, выделив его недостатки, человеческие слабости и политические просчеты.


П.В. Долгоруков
ИМПЕРАТОР АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ
ЕГО ХАРАКТЕР И ОБРАЗ ЖИЗНИ

Да лебедь рвется в облака,
Рак пятится назад, а щука тянет в воду.

Эти слова крыловской басни «Лебедь, рак и щука» вполне применимы в настоящее время к петербургскому правительству. Правду сказал вам четыре года тому назад N. N. (хотя сенатор, а человек умный): «У нас, в России, пошла всеобщая игра в ералаш, которая со временем уступит место игре в бескозырную!»
Чтобы объяснить нынешнее положение дел при дворе, необходимо бросить взгляд назад.
Государь, не имеющий определенной политической системы и вовсе не понимающий дел, даже самых несложных, всегда шел то вправо, то влево, беспрестанно меняя свое направление, и особенно склонный к испугу от малейших событий, выходящих из обыденной колеи. <…>
Государь, как вам известно, добрый человек и желает добра, но трудно встретить подобное совершенное непонимание дел и совершенное незнание людей. Когда он в 1857 году приступил к освобождению крестьян, то сказал одному из приближенных к нему лиц: «в шесть месяцев все будет кончено и пойдет прекрасно!» Теперь он продолжает проявлять подобную же наивность в государственных делах. Ему страстно хочется, чтобы о его либерализме писали, кричали, а самодержавной власти из рук выпускать не хочет. Он желает, чтобы в журналах и книгах его расхваливали, а между тем боится гласности и об отменении цензуры слышать не хочет. Желает, чтобы повторяли, что он второй Петр I, а между тем умных людей не только не отыскивает, подобно Петру I. но еще не любит их и боится: ему с умными людьми неловко. Наконец, он вполне убежден, что стоит ему что-нибудь приказать, чтобы это было тотчас исполнено; что стоит ему подписать указ, чтобы указ был исполняем. Нигде в мире не найдешь Совета министров, составленного подобно петербургскому: между этими господами, которые вместе сидят, вместе рассуждают и должны бы управлять вместе, сообща, между этими господами не только различие совершенное, но и противоречие во взглядах: точно лебедь, рак и щука крыловской басни. Государь этого никак и понять не может.
Расположение дня у государя следующее. Встает он часов в восемь, одевается и совершает пешком, при какой бы то ни было погоде, прогулку в Петербурге около Зимнего дворца по тротуару, а в Царском Селе около пруда в саду; возвратившись во дворец, пьет кофе, глаз на глаз с своим доктором Енохиным; потом отправляется в ретирадное место, где заседание происходит оригинальным образом. Его величество наследовал от своих отца и деда тугость на пищеварение и в бытность свою на Кавказе в 1850 году, попробовав курить кальян, заметил, что кальян много способствует его пищеварению. Итак, его величество, воссев где подобает, начинает курить кальян и курит, доколе занятие это не увенчается полным успехом. Перед государем поставлены огромные ширмы, и за этими ширмами собираются лица, удостоенные по особой царской милости высокой чести разговором своим забавлять государя во время куренья кальяна и совершения прочего…  Лица эти получили в Петербурге прозвание «кальянщиков», и множество генерал-адъютантов, флигель-адъютантов и придворных добивается всевозможными интригами высокой чести поступить в почетный круг кальянщиков. Неуспех их благородных, возвышенных стремлений глубоко огорчает этих достойных сановников, наполняет горечью их полезную жизнь, благу отечества посвященную…
Пока государь курит кальян и ожидает его благотворного действия, кальянщики рассказывают разные анекдоты, забавные, скандалезные и прочие. Между ними особенным искусством рассказывать и смешить государя отличаются Александр Адлерберг и генерал-адъютант Огарев; они мастера, что называется по-русски, привирать, а подчас и выдумывать анекдоты для вящего развеселения озабоченного монарха. К числу кальянщиков принадлежат: граф Эдуард Баранов, барон Ливен, Иван Матвеевич Толстой, оба графа Ламберты, генерал Герздорф, Тимашев, граф Ферзен, князь Паскевич, граф Шувалов (бывший воевода шпионов); подчас допускаются, на один раз, люди, которые вне себя от радости подобному отличию… Андрей Иванович Сабуров не может утешиться, что не попал еще в кальянщики…
Окончив это полезное занятие, государь идет к императрице и пьет с ней чай; потом возвращается к себе в кабинет, садится за письменный стол, и тут начинается подпись или, правильнее, подмахивание подписи па бумаги, ворохами лежащие на царском бюро. Бумаг государь не читает, да по правде сказать, если бы и захотел читать, то времени недостанет. При нашей русской централизации до государя доходят бумаги о всяких пустяках, и он едва успевает их подписывать, не только читать. Если бы кому-нибудь вздумалось положить на царский стол указ о назначении митрополита Филарета командиром гренадерского корпуса, то и эта бумага наверно удостоилась бы царской подписи.
Между тем, часов в одиннадцать являются министры к докладу. Хотя существует, с декабря 1857 года тайно, с ноября 1861 года гласно, Совет министров (четыре года пребывавший, словно какое-нибудь преступление, под кровом тайны официальной, тайны, разумеется, всем известной), хотя все вопросы должны бы обсуживаться сообща в Совете министров, однако министры сохранили личные отдельные доклады, что им доставляет драгоценную для них возможность спасать часть своих дел от контроля товарищей и еще более ценимую ими возможность пакостить друг другу. Оно вредит ходу дел и наносит ущерб пользам России, но кто же, поступив в третий класс табели о рангах, думает о пользе России? Об ней имеют заботу только люди малочиновные или неслужащие.
Министр военный является с докладом почти каждый день; управляющий морским министерством великий князь Константин Николаевич приезжает, когда ему угодно; начальник III Отделения собственной канцелярии имеет право являться в полдень, когда пожелает, хоть каждый день; министр иностранных дел имеет два доклада в неделю; председатель Государственного совета, начальник II Отделения собственной канцелярии и министр финансов имеют по одному докладу в неделю; прочие министры для приезда к докладу должны испрашивать дозволение государя.
В час пополудни по четвергам государь идет в Совет министров, где посторонние зрители, если бы они были допускаемы, могли бы, как я сказал выше, любоваться до смеха деятельностью лебедей, щук и раков. В прочие дни государь отправляется на развод. После развода он делает визиты, посещает членов своей фамилии; посещает разные заведения, прогуливается в экипаже и пешком; возвратясь во дворец, занимается снова подмахиванием подписи к бумагам и, наконец, отправляется обедать к императрице. В половине пятого садятся за стол; почти всегда бывает несколько лиц приглашенных. После обеда государь курит сигару; потом в скором времени удаляется к себе и ложится спать до семи часов. В семь часов приходит к нему императрица с детьми; дети пьют чай у него. В восемь часов императрица с детьми уходят; государь занимается опять подмахиванием подписи к бумагам. В девять часов он идет к императрице и пьет у нее чай. Если есть приглашенные на вечер, то он садится с ними играть в карты; если нет, то садится к особому столику, на коем приготовлены карандаши, кисти, краски и тушь, и занимается делом важным и полезным… рисованием новых форм мундиров, панталонов, киверов, касок и прочих русских государственных учреждений, на которые столь обильно его богатое поэтическое воображение. Иногда вечер у императрицы заменяется поездкой в театр. Часов в одиннадцать императрица идет почивать. Государь возвращается сперва в свой кабинет, в коем свечи горят часу до второго, но государь не остается в кабинете; он отправляется куда-нибудь; часу в первом или в час возвращается к себе, занимается подмахиванием подписи к бумагам и в половине второго или часа в два лежится спать.
Этот обыденный порядок изменяется иногда поездками на охоту, и, судя по рассказам тех, кому случалось встречать царские поезды, охоты эти отличаются большой веселостью… Ужины на этих охотах бывают отличные и, говорят, — продолжительные…
Лиц, которые ему представляются, государь обыкновенно принимает в полдень, часу в первом; делает несколько вопросов, большей частью отрывистых; но расспрашивать как следует или вести разговора не умеет, и вообще, всякий разговор с человеком, не принадлежащим к кругу его приближенных, тяготит государя. <…>

(Долгоруков П.В. Петербургские очерки. Памфлеты эмигранта. 1860-1867. М., 1934).